После войн XX века письмо, создание литературы, было, пожалуй, одним из немногих доступных средств для преодоления психологической травмы. Благодаря своей способности создавать воображаемые пространства литература стала выходом из реальности, но и средством проникновения в глубины бытия. В литературе преодолеть ужас помогала безопасная сфера воображения. Писатели могли заменить руины и обломки прошлого надеждой на будущее. Это особенно верно в отношении поэзии. Эзра Паунд был одним из тех поэтов, которые могли, собрав осколки прошлого, вызвать эмоциональный отклик на, казалось бы, безвыходную ситуацию, отыскать форму репрезентации бессвязного, разрушенного войной дискурса. Поэзия помогала преодолеть горе и отчаяние, открывала пути к восстановлению общества. Можно утверждать, что Паунд, шедший в авангарде модернистской поэзии, в «Песнях» создал литературный язык, который, несмотря на несомненное влияние традиции, в частности, понятия идеограммы у Э. Феноллозы, поновому интерпретировал память как феномен, непосредственно связанный с воссозданием чувства места. Паунд разрабатывает язык, помогающий человечеству преодолеть границы письменного слова, которое потенциально потеряло смысл и логику. Он воспринимает исторические события как опыт, который может – и должен быть воссоздан в поэзии, и считает создание такой поэзии актом памяти. «Песни», собирающие воедино осколки, знаки, утраченные художественные символы, представляют собой индивидуальное воссоздание прошлого, позволяющее примириться с социальной травмой. В статье рассматривается взаимодействие образов и слов в свете паундовской теории поэтического образа, посредством которого поэт поддерживает естественные ассоциации и пытается восстановить историческое прошлое, чтобы вспомнить – и переосмыслить место. На фоне всеобщего разрушения Паунд в «Песнях» создает мнемонические ландшафты, «целебные места», пытаясь найти смыслы, которые наполнят реальность надеждой и светом.